В детстве не было, пожалуй, большего восторга и неизъяснимого трепета, когда меня подводили пусть даже к кроткому ручью. Не понимал, но бессознательно чувствовал, что это своеобразное событие, что я…
С какой благодарностью оценили бы свои преимущества города,
расположенные у моря и на берегах великого потока.
Новалис
Впрочем, преимущества эти люди-города познали-оценили давно и, видимо, навсегда. Преимущества те легко объяснимы: вода – и необходимое питье, без нее, как говорится, ни туда и ни сюда. Водоток – и нешуточная преграда для неприятеля, что вкупе сделало созвучными “берег” и “беречь”.
Летописцы, однако, акцентируют другое, немеркантильное и буквально неоценимое преимущество. Древнерусские князья поднимались на крутые берега, внимали оттуда лепоту, великолепие простора, растворенного в текучести, и повелевали именно здесь основать-заложить город. Поэтому так впечатляют высокие берега. Неспроста наш “берег” ассоциируется с немецким “берг” – гора, возвышение. И вот с этого возвышения виделось то, как свободный ток не только омывает берега, но соединяет селения, народы, страны. А с ними и загадочность, экзотику инокультур, что манила и пугала одновременно. По таким берегам духовными бурлаками следовали “калики переходящие”, проводники нового миропонимания, веры. И традиционно зарывались в кручу приглянувшихся берегов, а на месте их пещер впоследствии сотворились прибрежные монастыри-храмы, зодческие обереги целой эпохи.
Своеобразный рукотворный ремейк библейского Творения, где береговая тема занимает принципиальное место. Ведь Бог принялся за нее, как только появился свет, и можно было видеть, что получается: “Да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды… И назвал Бог твердь небом…”. И под ним продолжал зодчествовать, разделяя безбрежные воды твердью суши-земли. И увидев, что это хорошо, наверное, воскликнул, подобно изнуренным и отчаявшимся мореходцам: “Вижу берег!” Ибо только после этого можно на нем и Эдем создавать, и выберегать, заботиться о нем. А главное, заселять его всякими тварями-людьми. По крайней мере, свои берега Он создавал аж два “дня”, в то время как для творения всякой живности, включая человека, с лихвой хватило и одного.
Его волнение передалось и человеку, который с тех самых пор, прикасаясь к кромке, отделяющей сушу от воды, фибрами души чувствует, что пребывает на “взаимных пределах земли и воды” (В. Даль), на феноменальной грани между двумя мирозданческими субстанциями. Словом, можно уверенно сказать: береговая тема в зодчестве архетипическая, потому как с детства завораживает приобщением к символичности тока-текучести.
Новалис: “Вот почему для детей нет ничего привлекательнее огня и воды, каждый поток для них – проповедник, обещающий красочную даль, живописнейшую местность…”
У лукоморья дуб зеленый – как ориентир в мир сказок, волшебства, чудес, куда “влечет неведомая сила”. На излучине берега претворяются самые сокровенные мечты, реализуются самые амбициозные планы. Здесь великие реформаторы с удовлетворением наблюдают, как “на берегу пустынных волн” сначала наполняют великие думы, а затем они воплощаются, после чего не только Медный всадник – все видят, как
Громады стройные теснятся
Дворцов и башен.
Как “Невы державное теченье” обрамляет, сдерживает и хранит неколебимый и надменный “береговой ее гранит”…
И нужен нам берег турецкий с навязчивой базарной суетностью и частоколом мечетей. С остатками стены Царьграда, на вратах которых в знак овладения этим неприступным для многих брегом вещий Олег оставил свой щит (фото 1).
И немецкий, где свои откровенные надписи оставили наши воины в честь Победы, освободив его для безобидных прогулок (фото 2).
И парижский, куда с берегов Березины отправились бравые гусары. Как- никак в Париже были, но не били, слава богу. Оставили на добрую память мост-красавец, символически соединяющий берега туристической Сены (фото 3).
Нужны, дабы увидеть и понять, что нам нужен-присущ иной – умиротворяющий и вдохновляющий берег, где всерусский дух, где многоцветьем пахнет.
Нас наша натура, менталитет, традиция подвигают видеть с берега, как речка подо льдом блестит. Как в ней отражаются старания, например, жителей Логойска облечь древние сказания и поверья в зодческие формы и сюжеты (фото 4). Здесь исстари правит ненапыщенная любовь к мирному, не роскошествующему бытию в гармонии с краем, что не зря прозван синеоким. Каждый берег уникален, индивидуален.
Никакая научная типология не охватит то разнообразие в нюансах и то единение в общем наших берегов. У каждого берега свои особенности, свой характер, очарование, несмотря на то что воды-реки наши в большинстве не очень-то бережистые, высоко- или крутоберегие. Но именно они соразмерны нашему природному естеству, предопределившему, воспитавшему и менталитет, и в целом национальную культуру. Она возросла на ниве спокойной ненапыщенности и гармонии даже с самыми незатейливыми, но столь романтичными ландшафтными присущностями, что не преминул воспеть Наполеон Орда.
Это надо видеть. Понимать и чувствовать. Тогда зодческое творчество становится более требовательным к себе, особо внимательным, чутким, бережливым. Удачный повод и отличный шанс для этого предоставляют нам щедрые на финансирование “Дожинки”.
Речице, например, с берегами явно повезло. Но и забот добавило немалых, поскольку непросто совладать с легендарным Славутичем, с берегом, где, по преданию, неся благую весть, останавливалась княгиня Ольга. Однако ток седой истории не отпугнул и даже привлек на обновленный брег местный авангард (фото 5). А набережная получает прямо-таки княжеский размах с дворцом-театром, призванным сюда на постоянное брежничанье (фото 6, 7).
По-своему преобразует свои берега старинная Орша. Расчистила, освободила их от всяческого хлама, что вынес на брега исторический прилив. Теперь им можно и друг на друга посмотреть, и себя показать. Их у города аж четыре, потому как встречаются здесь Днепр с Оршицей. Первые поселенцы неспроста заняли сие выгодное береговище, отметив его надежным городищем.
Меж тем Днепр, вполне великий поток, принял на свой берег уникальный детский сказочный парк как проповедника, дарителя красочных далей и событий (фото 8).
Брега Оршицы и вовсе приобрели респектабельный вид, куда не зазорно выйти и светскому дворцу, и святому храму (фото 9).
Слуцк нашел преимущество в выходе на открытый брег и не для противопоставления воде, а для образного соучастия с ней. Своеобразная иллюстрация, претворение актуальной экологической парадигмы зодчества. И для детей, очевидно, нет привлекательнее такой доступной и кроткой воды. Хотя и она некогда омывала-берегла старинные башни (фото 10).
Но по-прежнему долгие годы из своего окна вижу, как столичный Минск обреченно взывает, приглашает зодчих на свои берега (фото 11). Разве что бронзовые инобрежные пииты наведали их, принеся с собой образы родных великих потоков.
Вот Александр Сергеевич присел на брегу “Невы” и с удивлением видит на берегу противоположном современный “зимний дворец” (фото 12).
Алексей Максимович, следовательно, – берег “Волги” (фото 13). Всматривается в “седую равнину”, где видятся берег белорусского пиита и его персонажи, пришедшие из языческой старины и прильнувшие к гранитной имитации поэтического берега (фото 14).
Новалис: “Одним поэтам подобает касаться текучего, чтобы пылкая юность внимала их свидетельствам”.
Но это относится и к архитекторам, способным и должным проникаться метафизикой и поэтикой текучести, дабы были безбрежными и воображение, и творческие горизонты, как твердь небесная. Сегодня, почитай, всякий может увидеть с нее берега тверди земной. И на контрасте усмотреть, насколько они стали беззащитны перед меркантильной небрежностью девятого вала-навала цивилизации. Ибо она зачастую пренебрегает видеть главные их преимущества и оставляет, как ей кажется, выдающиеся следы своего царствования. Однако истое зодчество призвано не столько покорять и теснить, сколько сберегать и соединять. Именно такие следы не смывает ток склеротичной Леты.