Город не хочет замереть и тихо спать в ожидании снега, более того, Он вовсе не желает признавать приход Зимы, отпугивая ее свежими шрамами котлованов и траншей, грудами песка и бесконечным гулом огромных неспешных машин… Безнадежно оторванный от земли, словно равнодушно брошенный на нее, Он стремится заново прорасти сквозь уродство асфальта, очиститься от трущоб стоянок и гаражей, “ничьих” территорий, разрушающих самое сердце Его. Он словно спешит взять сполна от года городского благоустройства, не надеясь на потом…
Грибами после дождя “растут” в Минске новые Места, стараясь наделить нашу жизнь старыми смыслами, создать иллюзию присутствия истории. Ведь человек так нуждается в окружении, дающем ему возможность опустить “якорь во времени”. Лишь Место, наглядным образом “вырастающее” из своего прошлого, говорит о равновесии, о нормальном ходе событий, добавляя при этом глубину и яркость переживанию настоящего. Да и наши “биографии”, крошечные, обособленные кусочки общей истории, мы осмысливаем в связи с конкретными Местами, события повседневности обретают яркость и запоминаются во многом именно благодаря Местам…
На площади Свободы (или, может быть, правильнее сказать в Верхнем городе), как знак некоего возрождения, выросло здание Минской ратуши. Возведение памятника заново, в “прежнем облике” и на “прежнем месте”, всегда вызывает неоднозначные оценки профессионалов. Но почему бы и нет? Тем паче обновленный сквер, уже успевший стать частью городской жизни и частью его истории, смягчает “новизну” Места, делает его привычным и знакомым. Странно только то, что и его (это особое, самое, что ни на есть наше, Место) не должна была обойти чужая мода на “стеклянные пирамиды”?.. Реконструкция Верхнего города — это вообще отдельная и сложная тема для разговора, в двух словах ее не обрисуешь. Радостно уже то, что он начинает заново складываться как нечто единое и целостное. Но так хотелось бы, чтобы при реконструкции внимание уделялось не только и не столько “геометрии”, но духу Места…
Самый выразительный, самый наглядный и живой способ ясно и доступно сформулировать некую идею и, главное, донести ее до других — это сотворить Место (неважно, реальное или умозрительное). Вся человеческая история твердит об этом.
Видимо, в попытке выразить суть и смысл Белорусского государственного университета за главным корпусом его возник необычный сквер “Университетского городка”. Здесь чинно и равнодушно восстоят или восседают на “надгробьях” своих пьедесталов изваяния, призванные своим собранием в одном месте олицетворять всю нашу культуру. Но, блуждая в поисках некоего благоговейного духа, натыкаешься лишь на путаницу бронзы, гранита, альпийских гор и горок, пластиковых скамеек и урн, сводящую и живую историю, и интригу студенческой жизни к чему-то серому и плоскому. Не хочется ни остановиться, ни присесть, но лишь пройти мимо…
Другой пример — по соседству сквер, заключенный между улицами Ленинградской, Свердлова и Кирова. Здесь нет поиска глубокого смысла и высоких идей. Сквер для многих “транзитный”, “привокзальный”, но, “пролетая” его в извечной спешке, никогда при этом не проходишь мимо, всегда останавливаешься взглядом — на выразительном рельефе, “облепившем” старые деревья, на тонких прутьях кустов, нагих или убранных в трогательную зелень едва рождающейся листвы. И, конечно же, на скульптурах (пусть неоднозначных, стоящих на грани китча, но ведь живущих!), “на мужчине в кепке”, склонившемся к вам в непонятном, но выразительном жесте, на его пальцах и башмаках, отполированных “сочувственными” прикосновениями тысяч прохожих. Это к тому, что не обилие вложенных средств и экзотов творят Место, но некая рационально не измеряемая аура.
Скверы, парки — вообще особая часть городских пространств. Именно в них Город отдыхает от себя и наедине с собой. Здесь обязательно живет дух тихого праздника. Сегодня они высвобождаются от безликости асфальта и извечно зеленых скамеек. Каждый стремится обозначить себя, обрести свое имя, превратиться в Место…
Да, чтобы родилось подлинное Место, нужно начало, некая архитектурная “провокация”, но она лишь песчинка в утробе раковины, еще не жемчужина. Ведь, в общем-то, архитектура не есть нечто самоценное, она всегда антураж, контекст нашего “жизнетворчества”. Нужно сказать, что роль эта столь всеобъемлюща и значима, что забывать о ней или сводить ее к “обобщенной функциональной принадлежности” (К. Линч) довольно опасно. Но сейчас речь не об этом.
Несомненно, что, определяя “механику” всякого действия и создавая для него некий особый настрой, Место подчиняет себе качество контактов и отношений между людьми. Наша деятельность приспосабливается к Месту, оттачивается им, приобретает некие особые черты. То, что мы называем благоустройством, имеет своим началом некое место и совершается во имя Места. Однако самое главное, что Место способно само порождать совершенно удивительные, иногда непредсказуемые и парадоксальные рисунки людского “жизнетворчества”. Поэтому именно присутствие человека придает ему особый колорит и яркую опознаваемость, лишь оно (идет ли речь об уединенной молитве или шумной торговле) наполняет Место подлинной жизнью. Нужно уточнить, что присутствие человека в отношении к Месту — это далеко не только его данность здесь и сейчас, это вплетенность Места в историю города и в личностные истории горожан, обретение или подтверждение своего имени в них, это своего рода следы “обжитости”, “принадлежности”. Ведь “присваивая” себе некое Место, человек неизменно стремится наполнить его собой. Этот длительный процесс “обживания”, не всегда осознанный, стихийный, способен вдохнуть душу в самые “мертвые” пространства. Места, помнящие присутствие человека, рождают тайну, миф...
Двор стал особым пунктом в программе нынешнего благоустройства белорусской столицы. Долгое время десятки дворов центральной части города были лишь обратной стороной его парадной жизни, изнанкой, вмещающей мусорные контейнеры, металлические гаражи и вспомогательные постройки, работающие на то, что снаружи, на то, что есть фасад, лицо. А ведь Двор — это своего рода продолжение Дома и начало Города. Это некая “своя территория” (К. Дэй), здесь мир лишь начинает раскрываться, все еще остается безопасным, здесь отношения между людьми достаточно разнообразны, но все еще личностны. Несмотря на все свои недостатки, старый Двор всегда хранит нечто недоступное объективу фотокамеры — память, множество судеб в одной. При его реконструкции порой отнюдь недостаточно пластикового игрового оборудования и проездов с бесшумным асфальтовым покрытием, возникающих на месте выкорчеванных лип, бывших частью чьей-то истории…
Отрадно видеть, что наши дворы преобразуются, вот только как? Большинство из проектов сработаны как бы по единому шаблону, видимо, одними авторами. А пора бы уже, чтоб количество перерастало в качество, в выразительную самобытность дворов. Такой подход помог бы справиться где с унылым однообразием застройки, где с нивелирующими “сквозняками” обезличенных пространств многих микрорайонов, до этого вообще не знавших благодати двора. А был ли хоть один архитектурный конкурс на архитектуру конкретного двора? К подобным рассуждениям и вопросам меня подвигает убежденность, что, работая над “новым благоустройством” (не только двора, но и всякого кусочка города), нужно уметь почувствовать дух Места, трепетно прислушиваясь к его подсказке.