«... высшее мастерство эзотерики в архитектуре, когда созданное человеческими руками становится безболезненным продолжением природно-космического начала».
А.А. Маслов. Невозможная цивилизация?
«Дух места – трудноуловимое чувство, складывающееся из такого множества компонентов, что охватить его в понятиях не удается.
Место может быть сонным. Пахнуть сосновой хвоей, обладать дружелюбностью. В нем легко дышится, спокойно, его дороги и тропы никуда не спешат, а мягко извиваются, так что все, что видишь,
каждый раз выглядит чуть иначе».
Кристофер Дэй
Это была обычная командировка. Для работников института, проектирующего в провинции, выезд из города — явление частое, не обещающее ничего нового и интересного. На этот раз, правда, всю дорогу бурно обсуждали уникальные ландшафты, новую рекреацию, солидного заказчика, перед которым «надо быть на высоте» (надо полагать, высоте архитектуры).
По обеим сторонам тянулся хвойный лес, изредка уступая место полянам, поросшим серебристыми и бархатно-зелеными мхами. Время от времени то здесь, то там на фоне леса появлялись хатки. Они словно вылезали из вспаханной земли весенних огородов, терпеливо ожидающих запоздавшего в этом году весеннего тепла. Наступление цивилизации явно не коснулось этих строений. Промытые много раз дождем и поросшие лишайником, шиферные крыши приобрели вполне природные тона и оттенки. К бревенчатым их срубам, как водилось, «паровозиком», «в хвост», не нарушая основного объема, были достроены несколько сарайчиков и навесов. Во дворе – погребки. Деревянные сиреневато-серые некрашеные заборчики с палисадниками дополняли скромный вид. Почему-то не хотелось тревожиться за эту, прямо скажем, скромную жизнь и ее «архитектуру». Что-то одновременно наивное и важное было в этой простоте. Необыкновенно живой и «мягкой» казалась она по сравнению с «жесткостью» каменного города. Живет, живет такой домик, и все теснее к земле жмется, так, когда-то и врастет в нее, сгладится, скроется, не испортит землю мусором. «Бедная моя Родина, хорошо, что часто не хватает тебе денег на «сайдинг» и «евроремонт», – странная эта мысль выплыла откуда-то из глубин сознания и слегка напугала своим «непрофессионализмом». Чем же мы будем угождать солидному заказчику, хаткой-то его явно не удивишь?
Микроавтобус тем временем приближался к месту назначения. Вокруг, по-прежнему прижимаясь к самой дороге, зеленел лес. Вдруг за поворотом на дорогу навалился типовой микрорайон местного райцентра. Его дома стояли мощно, весомо и грубо, стояли на поверхности, явно срезанной бульдозером «под ноль». «Ансамбль» дополняла торговая точка. Все это царило над маленьким миром городка, радуя разум, успокоенный на школьном знании геометрии, прямыми углами и линиями.
«Не пра адну ваколiцу нашай Лiтвы можна было б сказаць балючую праўду: Бог усё зрабiў, каб яе аздобiць, чалавек – усё, каб яе сплюгавiць» (У. Сыракомля).
Окраину райцентра снова сменил лесной пейзаж. «Интересно, какое оно, «НАШЕ место»? Вспоминая разом всю архитектуру провинции, хотелось порадовать его чем-то очень свежим и замечательно красивым. В голове уже проносились архитектурные ансамбли Петергофа, манила четкая ось Петропавловского собора, геометрическая симфония главных фасадов, аллей и колумбариев, дополненная песней технических достижений XXI века. Стеклянные поверхности стен отражали красоту местного ландшафта, серебрился хром ограждений, прозрачные кабины лифтов парили вверх и вниз по плоскости фасада, кое-где отделанного деревом, конечно, обработанным почти до состояния пластмассы, журчала вода в фонтанах, хрустел гравий на дорожках. Чередовались сложные, многоплановые перспективы. Конечно, качество строительства сверхсовременное, очень высокое и …
Автобус слегка качнуло. Мысли прервались. В машине притихли, в приоткрытые окошки потянуло туманом, влажным и теплым. Таинственным способом слева проявилось озеро. Показалось, что оно осторожно подошло, почти подкралось, желая незаметно узнать, охватить новую, встревожившую его форму, но на половине дороги вынуждено было отступить, улечься тихонько, дабы не нарушить какую-то ему только известную границу. Если бы не туман, никогда бы не догадался, что оно здесь, всего в нескольких шагах.
Пейзаж за окном начал меняться. В монотонном до этого лесу как будто обозначились какие-то ориентиры, что-то природное, органическое, смешанное с обрывками туманной кисеи, сгущалось и разрежалось, вытягивалось, сворачивалось, увлекая пески, мхи, ветви и листья. Пропитанная туманной субстанцией почва размягчалась, преобразовывалась в вязкую и одновременно сыпучую, насыщенную воздушными промежутками взвесь. Лес был пропитан присутствием. ОНО угадывалось в некоем направленном движении всего. Трудно было определить сразу его направление. Образованное словно из складок земной поверхности, ОНО тянулось по какой-то плавной траектории вглубь леса. Где-то рядом вздыхало ОЗЕРО, ОНО шевелилось и втягивало взвесь песка и тумана куда-то вглубь себя. Весь процесс создавал на поверхности суши некие воронкообразные структуры, напоминающие полуразрушенные или засыпанные песком сооружения древнего поселения. Кое-где дно воронок достаточно глубоко отстояло от прежнего уровня лесной подстилки, и влага крупными лужицами выступала на поверхность. Там в глубине было ОНО, и ОНО жило по своим законам, чуть проявленное вовне, смешанное с воздухом, которым мы дышали, и землей, по которой ходили…
Машину сильно тряхнуло. Немного проехав, она остановилась на грунтовой лесной дороге. Странный сон. Это была почти архитектура, но смысл ее происходил не из наших представлений и знаний, единство всего со всем было основой этого движения, которое, будучи переведено на профессиональный язык, не имело бы ни главных фасадов, ни осей симметрии, ни четкой геометрии…
Вот, наконец, и «наше место». Ровные ряды саженого в 1940-е леса, бархатистые складки заросших мхом окопов, какой-то войны, правильные, но смягченные уже, скрытые мхом, прямоугольники фундаментов снесенного несколько лет назад летнего лагеря (тоже ведь была архитектура). Озера, как и прежде, не видно, но оно угадывается. Если смотреть внимательно, замечаешь, что сосновый лес, ближе к воде, порос травой. Прикасаемся ко мху и лишайникам на стволах. ТАМ ОЗЕРО. И ОНО дотрагивается до нас, вдруг застывших, всеми своими возможными прикосновениями. ОНО трогает ветром наши лица, смывает дождем пелену городской суеты с наших глаз, возвращает румянец своих цветов нашим щекам, оживляет соком своих трав наши губы, осыпает рассеянным ветвями, блеском тысяч маленьких блёсток солнечного света наши волосы. Нам кажется, что мы были слепы и только сейчас прозрели и преобразились. Только сейчас у нас появились и лицо и руки. Это ОНО создало нас из маленьких невообразимо малых фрагментов, из которых состоит все живое здесь, и только сейчас, осознав это, мы можем сами создавать. Нам кажется, мы поняли друг друга. Мы стали ИМ, а оно НАМИ. Мы заглядываем в его глубину и пытаемся узнать себя, но не узнаем – все пропорции нарушены, нет никакой симметрии, нет никаких направлений, не правильного и неправильного, все зыбко, трудно поймать момент равновесия, все бесконечно переходит из одного в другое…
Так-то заканчиваются командировки, которые так безобидно начинались. На обратном пути, проезжая тот же микрорайон, остановились у торгового центра. Подходим вплотную. Стена, которая издали казалась чистой математической плоскостью, грубо сработана из мертвенно серых панелей, непонятной для индустриальных изделий кривизны, к тому же заляпанных засохшим раствором и так же криво окрашенных. Наверно, это и есть те самые «детали», которых местному жителю не хватает в наших идеально простых и гладких проектах.
Как жутковато теперь представлять наши прежние художественные «обобщения» — и художественные, и архитектурные: огромные, пустые пятна однотонных полей на живописных полотнах ничуть не уступают голому бетону многометровых фасадов, монотонным рядам бесконечно повторенного оконного переплета. Что будет с местным человеком, не умеющим обобщать, от наших огромных архитектурных «мазков»? Даже если кто-то идеально построит там здания, не будут знать они, как починить, как поправить этот «мазок». Скорее всего, привычно залатают, и странно, дико будет выглядывать эта заплатка из гладкой ровности стены.
Солнце садится, уходят краски, по земле ползет, заполняет ее серый туман. Озеро осталось за нами, спряталось в своей укромной низине, заслонилось живописными волнами пригорков, так что, бросив назад прощальный взгляд, сказали бы, что исчезло так же таинственно, как появилось. Кажется, что так же исчезнет там наше присутствие. За ночь трава поднимется еще выше, сомкнется просвет, где мы прошли поутру, зарастут наши следы, свежий мох покроет случайно сдвинутый нами камень старого фундамента, лесной зверек повалит колышек нашей разметки...
Но появилась надежда — надежда на то, что архитектура может не очень потревожить этого влажного, туманного гиганта, а это, наверное, самое главное.
Профилакторий санаторного типа на 250 мест на оз. Нарочь
(эскиз 1994 г., реализован не был).
Использованы работы сотрудников Дизайн-центра
ОАО «Институт «Минскгражданпроект»: И.Я. Герасименко, В.А. Ционской,
Н.В. Дорошкевич, В.В. Боровко, С.Т. Кудрицкой, О.Н. Новиковой, С.Л. Абрамова.